Жить не по лжи солженицына. Жить не по лжи солженицына Жизнь прожитая не по лжи

Одним из тех, кто доказал, что в жизни можно не только красиво и правильно говорить, но что слово и дело, убеждение и поступки не разделимы, кто пронес цельность мировоззрения и образа жизни через десятилетия - является величайший русский писатель второй половины XX века А. И. Солженицын. Его призыв «жить не по лжи» не менее актуален в начале XXI века, чем в 1974 году, когда этот текст был опубликован впервые.

Когда-то мы не смели и шёпотом шелестеть. Теперь вот пишем и читаем Самиздат, а уж друг другу-то, сойдясь в курилках НИИ, от души нажалуемся: чего только они не накуролесят, куда только не тянут нас! И ненужное космическое хвастовство при разорении и бедности дома; и укрепление дальних диких режимов; и разжигание гражданских войн; и безрассудно вырастили Мао Цзедуна (на наши средства) - и нас же на него погонят, и придётся идти, куда денешься? и судят, кого хотят, и здоровых загоняют в умалишённые - все "они", а мы - бессильны.

Уже до донышка доходит, уже всеобщая духовная гибель насунулась на всех нас, и физическая вот-вот запылает и сожжёт и нас, и наших детей, - а мы по-прежнему всё улыбаемся трусливо и лепечем косноязычно:

А чем же мы помешаем? У нас нет сил. Мы так безнадёжно расчеловечились, что за сегодняшнюю скромную кормушку отдадим все принципы, душу свою, все усилия наших предков, все возможности для потомков - только бы не расстроить своего утлого существования. Не осталось у нас ни твердости, ни гордости, ни сердечного жара. Мы даже всеобщей атомной смерти не боимся, третьей мировой войны не боимся (может, в щёлочку спрячемся), - мы только боимся шагов гражданского мужества! Нам только бы не оторваться от стада, не сделать шага в одиночку - и вдруг оказаться без белых батонов, без газовой колонки, без московской прописки.

Уж как долбили нам на политкружках, так в нас и вросло, удобно жить, на весь век хорошо: среда, социальные условия, из них не выскочишь, бытие определяет сознание, мы-то при чём? мы ничего не можем.

А мы можем - всё! - но сами себе лжём, чтобы себя успокоить. Никакие не "они" во всём виноваты - мы сами, только мы!

Возразят: но ведь действительно ничего не придумаешь! Нам закляпили рты, нас не слушают, не спрашивают. Как же заставить их послушать нас?

Переубедить их - невозможно.

Естественно было бы их переизбрать! - но перевыборов не бывает в нашей стране.

На Западе люди знают забастовки, демонстрации протеста, - но мы слишком забиты, нам это страшно: как это вдруг - отказаться от работы, как это вдруг - выйти на улицу?

Все же другие роковые пути, за последний век отпробованные в горькой русской истории, - тем более не для нас, и вправду - не надо! Теперь, когда все топоры своего дорубились, когда всё посеянное взошло, - видно нам, как заблудились, как зачадились те молодые, самонадеянные, кто думали террором, кровавым восстанием и гражданской войной сделать страну справедливой и счастливой. Нет, спасибо, отцы просвещения! Теперь-то знаем мы, что гнусность методов распложается в гнусности результатов. Наши руки - да будут чистыми!

Так круг - замкнулся? И выхода - действительно нет? И остаётся нам только бездейственно ждать: вдруг случится что-нибудь само?

Но никогда оно от нас не отлипнет само, если все мы все дни будем его признавать, прославлять и упрочнять, если не оттолкнёмся хотя б от самой его чувствительной точки.

Когда насилие врывается в мирную людскую жизнь - его лицо пылает от самоуверенности, оно так и на флаге несёт, и кричит: "Я - Насилие! Разойдись, расступись - раздавлю!" Но насилие быстро стареет, немного лет - оно уже не уверено в себе, и, чтобы держаться, чтобы выглядеть прилично, - непременно вызывает себе в союзники Ложь. Ибо: насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладёт насилие свою тяжелую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи - и в этом вся верноподданность.

И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь всё покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня!

И это - прорез во мнимом кольце нашего бездействия! - самый лёгкий для нас и самый разрушительный для лжи. Ибо когда люди отшатываются ото лжи - она просто перестаёт существовать. Как зараза, она может существовать только на людях.

Не призываемся, не созрели мы идти на площади и громогласить правду, высказывать вслух, что думаем, - не надо, это страшно. Но хоть откажемся говорить то, чего не думаем!

Вот это и есть наш путь, самый лёгкий и доступный при нашей проросшей органической трусости, гораздо легче (страшно выговорить) гражданского неповиновения по Ганди.

Наш путь: ни в чём не поддерживать лжи сознательно!. Осознав, где граница лжи (для каждого она ещё по-разному видна), - отступиться от этой гангренной границы! Не подклеивать мёртвых косточек и чешуек Идеологии, не сшивать гнилого тряпья - и мы поражены будем, как быстро и беспомощно ложь опадёт, и чему надлежит быть голым - то явится миру голым.

Итак, через робость нашу пусть каждый выберет: остаётся ли он сознательным слугою лжи (о, разумеется, не по склонности, но для прокормления семьи, для воспитания детей в духе лжи!), или пришла ему пора отряхнуться честным человеком, достойным уважения и детей своих и современников. И с этого дня он:

Впредь не напишет, не подпишет, не напечатает никаким способом ни единой фразы, искривляющей, по его мнению, правду;

Такой фразы ни в частной беседе, ни многолюдно не выскажет ни от себя, ни по шпаргалке, ни в роли агитатора, учителя, воспитателя, ни по театральной роли;

Живописно, скульптурно, фотографически, технически, музыкально не изобразит, не сопроводит, не протранслирует ни одной ложной мысли, ни одного искажения истины, которое различает;

Не приведёт ни устно, ни письменно ни одной "руководящей" цитаты из угождения, для страховки, для успеха своей работы, если цитируемой мысли не разделяет полностью или она не относится точно сюда;

Не даст принудить себя идти на демонстрацию или митинг, если это против его желания и воли; не возьмёт в руки, не подымет транспаранта, лозунга, которого не разделяет полностью;

Не даст загнать себя на собрание, где ожидается принудительное, искажённое обсуждение вопроса;

Тотчас покинет заседание, собрание, лекцию, спектакль, киносеанс, как только услышит от оратора ложь, идеологический вздор или беззастенчивую пропаганду;

Не подпишется и не купит в рознице такую газету или журнал, где информация искажается, первосущные факты скрываются.

Мы перечислили, разумеется, не все возможные и необходимые уклонения ото лжи. Но тот, кто станет очищаться, - взором очищенным легко различит и другие случаи.

Да, на первых порах выйдет не равно. Кому-то на время лишиться работы. Молодым, желающим жить по правде, это очень осложнит их молодую жизнь при начале: ведь и отвечаемые уроки набиты ложью, надо выбирать. Но и ни для кого, кто хочет быть честным, здесь не осталось лазейки: никакой день никому из нас даже в самых безопасных технических науках не обминуть хоть одного из названных шагов - в сторону правды или в сторону лжи; в сторону духовной независимости или духовного лакейства. И тот, у кого недостанет смелости даже на защиту своей души, - пусть не гордится своими передовыми взглядами, не кичится, что он академик или народный артист, заслуженный деятель или генерал, - так пусть и скажет себе: я - быдло и трус, мне лишь бы сытно и тепло.

Даже этот путь - самый умеренный изо всех путей сопротивления - для засидевшихся нас будет нелёгок. Но насколько же легче самосожжения или даже голодовки: пламя не охватит твоего туловища, глаза не лопнут от жара, и чёрный-то хлеб с чистой водою всегда найдётся для твоей семьи.

Преданный нами, обманутый нами великий народ Европы - чехословацкий - неужели не показал нам, как даже против танков выстаивает незащищенная грудь, если в ней достойное сердце?

Это будет нелёгкий путь? - но самый лёгкий из возможных. Нелёгкий выбор для тела, - но единственный для души. Нелёгкий путь, - однако есть уже у нас люди, даже десятки их, кто годами выдерживает все эти пункты, живёт по правде.

Итак: не первыми вступить на этот путь, а - присоединиться! Тем легче и тем короче окажется всем нам этот путь, чем дружнее, чем гуще мы на него вступим! Будут нас тысячи - и не управятся ни с кем ничего поделать. Станут нас десятки тысяч - и мы не узнаем нашей страны!

Если ж мы струсим, то довольно жаловаться, что кто-то нам не даёт дышать - это мы сами себе не даём! Пригнёмся ещё, подождём, а наши братья биологи помогут приблизить чтение наших мыслей и переделку наших генов.

Если и в этом мы струсим, то мы - ничтожны, безнадёжны, и это к нам пушкинское презрение:

К чему стадам дары свободы?

......................................

Наследство их из рода в роды

Ярмо с гремушками да бич.

Когда-то мы не смели и шёпотом шелестеть. Теперь вот пишем и читаем Самиздат, а уж друг другу-то, сойдясь в курилках НИИ, от души нажалуемся: чего только они не накуролесят, куда только не тянут нас! И ненужное космическое хвастовство при разорении и бедности дома; и укрепление дальних диких режимов; и разжигание гражданских войн; и безрассудно вырастили Мао Цзедуна (на наши средства) – и нас же на него погонят, и придётся идти, куда денешься? и судят, кого хотят, и здоровых загоняют в умалишённые – все «они», а мы – бессильны.

Уже до донышка доходит, уже всеобщая духовная гибель насунулась на всех нас, и физическая вот-вот запылает и сожжёт и нас, и наших детей, – а мы по-прежнему всё улыбаемся трусливо и лепечем косноязычно:

– А чем же мы помешаем? У нас нет сил. Мы так безнадёжно расчеловечились, что за сегодняшнюю скромную кормушку отдадим все принципы, душу свою, все усилия наших предков, все возможности для потомков – только бы не расстроить своего утлого существования. Не осталось у нас ни твердости, ни гордости, ни сердечного жара. Мы даже всеобщей атомной смерти не боимся, третьей мировой войны не боимся (может, в щёлочку спрячемся), – мы только боимся шагов гражданского мужества! Нам только бы не оторваться от стада, не сделать шага в одиночку – и вдруг оказаться без белых батонов, без газовой колонки, без московской прописки.

А мы можем – всё ! – но сами себе лжём, чтобы себя успокоить. Никакие не «они» во всём виноваты – мы сами , только мы !

Переубедить их – невозможно.

Естественно было бы их переизбрать! – но перевыборов не бывает в нашей стране.

На Западе люди знают забастовки, демонстрации протеста, – но мы слишком забиты, нам это страшно: как это вдруг – отказаться от работы, как это вдруг – выйти на улицу?

Все же другие роковые пути, за последний век отпробованные в горькой русской истории, – тем более не для нас, и вправду – не надо! Теперь, когда все топоры своего дорубились, когда всё посеянное взошло, – видно нам, как заблудились, как зачадились те молодые, самонадеянные, кто думали террором, кровавым восстанием и гражданской войной сделать страну справедливой и счастливой. Нет, спасибо, отцы просвещения! Теперь-то знаем мы, что гнусность методов распложается в гнусности результатов. Наши руки – да будут чистыми!

Так круг – замкнулся? И выхода – действительно нет? И остаётся нам только бездейственно ждать: вдруг случится что-нибудь само ?

Но никогда оно от нас не отлипнет само , если все мы все дни будем его признавать, прославлять и упрочнять, если не оттолкнёмся хотя б от самой его чувствительной точки.

От – лжи.

Когда насилие врывается в мирную людскую жизнь – его лицо пылает от самоуверенности, оно так и на флаге несёт, и кричит: «Я – Насилие! Разойдись, расступись – раздавлю!» Но насилие быстро стареет, немного лет – оно уже не уверено в себе, и, чтобы держаться, чтобы выглядеть прилично, – непременно вызывает себе в союзники Ложь. Ибо: насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладёт насилие свою тяжелую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи – и в этом вся верноподданность.

И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи ! Пусть ложь всё покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня !

И это – прорез во мнимом кольце нашего бездействия! – самый лёгкий для нас и самый разрушительный для лжи. Ибо когда люди отшатываются ото лжи – она просто перестаёт существовать. Как зараза, она может существовать только на людях.

Не призываемся, не созрели мы идти на площади и громогласить правду, высказывать вслух, что думаем, – не надо, это страшно. Но хоть откажемся говорить то, чего не думаем!

Наш путь: ни в чём не поддерживать лжи сознательно !. Осознав, где граница лжи (для каждого она ещё по-разному видна), – отступиться от этой гангренной границы! Не подклеивать мёртвых косточек и чешуек Идеологии, не сшивать гнилого тряпья – и мы поражены будем, как быстро и беспомощно ложь опадёт, и чему надлежит быть голым – то явится миру голым.

– впредь не напишет, не подпишет, не напечатает никаким способом ни единой фразы, искривляющей, по его мнению, правду;

– такой фразы ни в частной беседе, ни многолюдно не выскажет ни от себя, ни по шпаргалке, ни в роли агитатора, учителя, воспитателя, ни по театральной роли;

– живописно, скульптурно, фотографически, технически, музыкально не изобразит, не сопроводит, не протранслирует ни одной ложной мысли, ни одного искажения истины, которое различает;

– не приведёт ни устно, ни письменно ни одной «руководящей» цитаты из угождения, для страховки, для успеха своей работы, если цитируемой мысли не разделяет полностью или она не относится точно сюда;

– не даст принудить себя идти на демонстрацию или митинг, если это против его желания и воли; не возьмёт в руки, не подымет транспаранта, лозунга, которого не разделяет полностью;

– не даст загнать себя на собрание, где ожидается принудительное, искажённое обсуждение вопроса;

– тотчас покинет заседание, собрание, лекцию, спектакль, киносеанс, как только услышит от оратора ложь, идеологический вздор или беззастенчивую пропаганду;

– не подпишется и не купит в рознице такую газету или журнал, где информация искажается, первосущные факты скрываются.

Мы перечислили, разумеется, не все возможные и необходимые уклонения ото лжи. Но тот, кто станет очищаться, – взором очищенным легко различит и другие случаи.

Да, на первых порах выйдет не равно. Кому-то на время лишиться работы. Молодым, желающим жить по правде, это очень осложнит их молодую жизнь при начале: ведь и отвечаемые уроки набиты ложью, надо выбирать. Но и ни для кого, кто хочет быть честным, здесь не осталось лазейки: никакой день никому из нас даже в самых безопасных технических науках не обминуть хоть одного из названных шагов – в сторону правды или в сторону лжи; в сторону духовной независимости или духовного лакейства. И тот, у кого недостанет смелости даже на защиту своей души, – пусть не гордится своими передовыми взглядами, не кичится, что он академик или народный артист, заслуженный деятель или генерал, – так пусть и скажет себе: я – быдло и трус, мне лишь бы сытно и тепло.

Даже этот путь – самый умеренный изо всех путей сопротивления – для засидевшихся нас будет нелёгок. Но насколько же легче самосожжения или даже голодовки: пламя не охватит твоего туловища, глаза не лопнут от жара, и чёрный-то хлеб с чистой водою всегда найдётся для твоей семьи.

Преданный нами, обманутый нами великий народ Европы – чехословацкий – неужели не показал нам, как даже против танков выстаивает незащищенная грудь, если в ней достойное сердце?

Это будет нелёгкий путь? – но самый лёгкий из возможных. Нелёгкий выбор для тела, – но единственный для души. Нелёгкий путь, – однако есть уже у нас люди, даже десятки их, кто годами выдерживает все эти пункты, живёт по правде.

Итак: не первыми вступить на этот путь, а – присоединиться! Тем легче и тем короче окажется всем нам этот путь, чем дружнее, чем гуще мы на него вступим! Будут нас тысячи – и не управятся ни с кем ничего поделать. Станут нас десятки тысяч – и мы не узнаем нашей страны!

Если ж мы струсим, то довольно жаловаться, что кто-то нам не даёт дышать – это мы сами себе не даём! Пригнёмся ещё, подождём, а наши братья биологи помогут приблизить чтение наших мыслей и переделку наших генов.

Если и в этом мы струсим, то мы – ничтожны, безнадёжны, и это к нам пушкинское презрение:

К чему стадам дары свободы?
.........................
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

Краткое пояснение Н. Д. Солженицыной :

Это воззвание готовилось в ходе 1972 и 1973 годов и первоначально было задумано как призыв к кампании идеологического неповиновения (вместо гражданского неповиновения). Затем эта задача была снята как преждевременная, воззвание приобрело форму более личного и нравственного обращения. Текст был готов к сентябрю 1973 , и автор предполагал публиковать его одновременно с «Письмом вождям». При обострении обстановки с января 1974, после публикации «Архипелага ГУЛага» , текст воззвания был заложен в несколько тайных мест с уговором – в случае ареста автора пускать через сутки, не ожидая более никакого подтверждения. Так и произошло. 13 февраля 1974 текст был передан в Самиздат и на Запад. Включён в самиздатский сборник «Жить не по лжи» (впоследствии изданный в Париже: YMCA-press, 1975). Воззвание впервые опубликовано в Лондоне, «Daily Express», 18.2.1974. Вслед за тем – неоднократно по-русски в эмигрантской печати и на многих европейских языках. На родине впервые напечатано в киевской многотиражке «Рабочее слово», 18.10.1988. Затем – в журнале «Век XX и мир», 1989, № 2. Позже в «Нашем современнике», 1989, № 9 и в «Комсомольской правде», 1.9.1990. Впоследствии – во многих других изданиях.

Общественно политическую дискуссию на портале “Православие и мир” продолжает Филолог-библеист, доцент Института восточных культур и античности РГГУ, заведующий кафедрой библеистики Общецерковной аспирантуры и докторантуры имени святителей Кирилла и Мефодия Михаил СЕЛЕЗНЕВ.

При подведении итогов прошедшего года снова и снова раздается вопрос: чего же хотели те, кто в ? Смены тех, кто стоит у власти? Но не будет ли это сменой шила на мыло? Или, хуже того, прелюдией к новому 17-ому году? Или демонстранты сами не понимали, чего хотят? Тем более что власть, похоже, собирается проигнорировать требования митингующих, а подавляющее большинство митингующих, со своей стороны, нимало не намерено брать Бастилию.

Тогда к чему все эти демонстрации? С первого взгляда, с точки зрения результативности – все равно, что бодание теленка с дубом. Но есть ситуации, когда именно непрактические, идеалистические поступки являются единственно осмысленными и, в конечном счете, – самыми результативными. Это ситуации, когда на кону совесть.

Ощущение всеобщей , тотальный цинизм – духовный климат современной России. Даже дети знают, что в чиновники идут, чтобы стать богатыми. Но такое «знание» растлевает душу.

Конечно, административный аппарат любого государства тяготеет к коррупции. Но существуют сдерживающие факторы. В наименьшей степени коррупции подвержены два противоположных полюса спектра – государства самые демократические и самые тоталитарные.

При многопартийной системе чиновник, получивший свою должность от «тори», прекрасно знает, что «виги» ждут не дождутся, когда ж его можно будет поймать на воровстве, – чтобы скомпрометировать и его, и всю его партию. Приходится не воровать, или уж, по крайней мере, не воровать внаглую.

В случае тоталитарно-репрессивного режима чиновник, зная, что находится на мушке у органов, лихорадочно пытается спасти себя демонстрацией своей полезности Режиму. В частности, старается не воровать. Иногда это и впрямь позволяет ему продлить свое должностное и физическое существование. Иногда, если маховик репрессий раскручен слишком уж сильно, – не помогает. Но воровства, действительно, становится меньше.

Самая благоприятная для коррупции ситуация возникает в середине спектра политических систем – там, где государство и не демократическое, и не тоталитарно-репрессивное. Там, где болтаются латиноамериканские банановые республики и нынешняя нефтяная Россия. Несменяемость власти выводит номенклатуру из зоны внешнего контроля. Внутренний контроль через механизм репрессий давно забыт как кошмарный сон. Жулики и воры самозарождаются, как плесень на гнилом ананасе.

Даже в маленькой организации несменяемость директора приводит к тому, что директор превращается в пахана.

Находящаяся в России у власти элита сделала себя несменяемой. Для этого десять лет менялись правила игры в Закон и Конституцию. Даже с этим люди как-то свыклись, но когда власть стала нарушать установленные ею же правила, что-то в обществе уже не выдержало. Перебор. Есть какая-то грань в обращении начальства с тобой, за которую начальство не должно переходить – если ты это позволишь и стерпишь, то ты уже не человек.

Если пытаться найти какой-то самый глубинный общий знаменатель у того, чего хотели люди, вышедшие в декабре на площадь, это будут старые, еще советско-диссидентского времени, слова : «Жить не по лжи».

История России, как и других европейских стран, развивается в Новое Время под знаком соперничества двух моделей организации общества: «государство-гражданин» и «власть-подданный».

В модели «власть-подданный» подданные существуют для Власти, обязаны всемерно поддерживать Власть во всех ее начинаниях и считать врагов Власти своими личными врагами. Одна только мысль подданного о том, что Власть может быть коррумпирована и что с нее можно потребовать отчет, приравнивается к богохульству. Происходит сакрализация Власти как института.

В западной Европе Власть, функционирующая в рамках этой модели, нередко провозглашала, с честностью, граничащей с цинизмом: «Государство – это Я». Для России такое поведение Власти нетипично. Для России характерно, что Власть позиционирует себя как представительницу Высшего Начала. В дореволюционной России Власть получала свой Мандат от Бога. В коммунистической России Власть была Вождем Мировой Революции. Российская элита 90-х и нулевых лихорадочно, но безрезультатно искала Национальную Идею, к которой можно было бы возвести свой Мандат.

В модели «государство-гражданин» все по-другому. Власть получает свой мандат не от Высшего Начала, а просто от граждан. Государство существует для того, чтобы защищать своих граждан от хулиганов, бандитов, террористов, государств-агрессоров и стихийных бедствий – наподобие того, как пожарная часть существует, чтобы спасать граждан от пожаров. Кроме того, государство за счет налогов финансирует проекты общенационального значения (например, фундаментальную науку, медицину и образование). Если государственный аппарат плохо выполняет свои обязанности, граждане вправе сменить его посредством честных выборов.

Михаил Селезенв

Так меняют телефонного провайдера, когда он плохо работает. Когда проворовавшийся телефонный провайдер или спившаяся пожарная часть пытаются прикрыться Идеей – это дешевая разводка.

Ход мировой истории действительно несводим к чисто материальным законам; народ, не ощущающий в своем существовании смысла, действительно обречен на вымирание. Если в жизни социального организма (коллектива или народа) ложь и воровство становятся нормой, этот социальный организм обречен на гибель. Таков самый простой «духовный закон» существования человеческих обществ (без него о «духовности» вообще говорить нелепо).

Эта гибель может обрести облик внешнего врага, гражданской войны, демографической катастрофы – не имеет значения. Так больной СПИДом может умереть от пневмонии, от туберкулеза, от какой-то инфекции, которая для здорового человека безобидна, – врачи насчитывают десятки внешних причин смерти для больных СПИДОМ – но подлинной причиной смерти будет просто исчезновение иммунитета.

Национальная идея на фоне общенациональной лжи нужна власти как санкция Высшего Начала на расправу с недовольными. Психологически трудно расстреливать демонстрацию, если ты делаешь это в интересах правящей элиты, проще – если во имя Великой Идеи.

Можно только поздравить нашу Родину с тем, что постперестроечной правящей элите по состоянию на декабрь 2011 так и не удалось возвести свой Мандат к какой-то надчеловеческой идее. Мне, как православному, вдвойне отрадно, что не удалось возвести этот Мандат к Православию.

Гражданское общество подразумевает контроль граждан за чиновничьим аппаратом на всех уровнях. Конечно, это отнюдь не панацея от всех бед. Точно так же как система бухгалтерской отчетности и прозрачность финансовых потоков не являются стопроцентной гарантией экономического процветания. Но вот непрозрачность финансовых потоков и запутанная бухгалтерская отчетность стопроцентно доведут до краха.

Один уважаемый мною человек в своем ЖЖ применяет к участникам декабрьских митингов слова любимого мною Пелевина:

«Они думают, у них все плохо, потому что у власти Рван Контекс. Эх, бедняги вы, бедняги. Совсем наоборот – это Рван Контекс у власти, потому что у вас все плохо… Ну ликвидируете вы своего уркагана (вместе с остатками сытой жизни, ибо революции стоят дорого), и что? Не нравится слово “Контекс”, так будет у вас какой-нибудь другой Дран Латекс. Какая разница?»

Эта картинка достаточно точно описывает перипетии российской истории. В рамках модели «власть-подданный» обратной связи не предусмотрено. Подданные десятилетиями и столетиями копят в себе недовольство элитой – пока, в какой-то момент, не происходит взрыв, и вот тогда-то восставшие рабы (вчерашние верноподданные) по-рабьи мстят бывшим хозяевам за десятилетия или столетия унижений.

Но раб, как известно, не мечтает о свободе. Раб мечтает о том, чтобы стать господином. История возвращается на круги свои.

К счастью, похоже, что для основной массы вышедших в декабре на площадь (я не говорю о профессиональных политиках и их профессиональных поклонниках) речь шла не о замене Драна на Рвана, а о том, чтобы вновь избранные драны и рваны знали свою сменяемость. Может быть, они будут не лучше нынешних, но у них не будет ощущения пожизненной безнаказанности.

В активную политику вообще, как правило, идут не идеалисты, а циничные прагматики. Исключения бывают в истории лишь для того, чтобы подтвердить это правило: много романтиков пришло в российскую политику в конце 80-х – их вытолкнули вон в начале 90-х, чтобы не мешали «приватизации», а оставшиеся стали морально неотличимы от вчерашних блатных.

Столетиями – от призвания варягов до Ленина, Сталина и Ельцина народ искал Вождя, которому можно было бы поклониться в огромные ноги. Тем замечательнее, что среди протестующих, судя по голосованию в Фейсбуке, наибольшей популярностью пользовался утонченно-ироничный Парфенов – самый неподходящий на роль фюрера из всех участников митинга.

И один из самых популярных плакатов: «Я не голосовал за этих сволочей. Я голосовал за других сволочей. Требую пересчёта голосов». За этим плакатом стоит выстраданная житейская мудрость (в первую очередь уроки 1990-х): не бывает такого, чтобы во власть не попали сволочи. Но эти сволочи должны знать, что они подконтрольны и сменяемы.

В декабре 2011 случилась вещь, совершенно беспрецедентная для России. Десятки тысяч людей вышли на площадь с чисто юридическим требованием: чтобы власть играла по правилам, прописанным в Законе. Это, пожалуй, вселяет надежду на становление в России правовой культуры – вопреки давним инсинуациям, что Россия и правовое самосознание несовместимы.

Г-н Медведев как раз начинал свою президентскую кампанию с обещания бороться с российским правовым нигилизмом. Вот и впрямь – под занавес его президентства стало формироваться в России правовое самосознание!

Если смотреть на вещи трезво, шансы на то, что личный состав Начальства изменится в ближайшем будущем, не очень велики. Для этого обществу надо было просыпаться не в декабре 2011, а как минимум на год раньше. Однако если только не будут реализованы наиболее печальные сценарии – гражданская война, военное положение, если коррупция не призовет к себе на защиту откровенных нацистов и т.д., – то процессы, начавшиеся в декабре 2011, могут и впрямь привести к постепенной кристаллизации системы гражданского контроля за властью.

Персоналии важны. Но еще важнее, чтобы любые персоналии четко понимали, что наглые нарушения закона – на выборах и не только – перестали восприниматься в России как неписанное, но естественное право Начальства.

В стране сложилась систематическая практика жизни не по законам, а по принципу «я начальник, ты дурак». Эта система реализуется в госаппарате, в судах, на избирательных участках, при встрече рядового гражданина с полицией, в учебных заведениях… И пока Россия эту систему не переделает, смена лиц в госаппарате будет не более чем сменой декораций.

Гражданское общество, в отличие от диктатуры, не создается путем революций и бунтов. Оно медленно и с трудом зарождается и растет внутри не гражданского общества таким же парадоксальным образом, как зарождается и растет ребенок в животе матери, даже если эта мать дура, пьяница и проститутка. Оно зарождается внутри не гражданского общества как совместная деятельность людей, небезразличных к нравственному и правовому климату в стране. Деятельность, в результате которой нарушение закона становится чревато разоблачением – и даже круговая порука власть имущих не будет стопроцентной защитой (в этом отношении деятельность созданного Навальным сайта «РосПил» внушает мне больше симпатии, чем митинговые выступления того же Навального).

Важно не разменять гражданский протест против системы лжи на очередную смену лиц в Президиуме.

«Жить не по лжи» – это требование нравственное и правовое. Это не политическое требование – в том смысле, что оно не определяет, как именно должна быть устроена власть: парламентская республика, президентская республика или еще что-нибудь. Именно поэтому на площади среди митингующих были люди самых разных политических взглядов.

Но само по себе мирное сосуществование людей разных взглядов – это, конечно, победа либеральной идеи в пределах одной отдельно взятой площади. Ведь либеральная идея – это не либеральные лозунги (под которыми на наших глазах столько мерзавцев подписывалось), а принципиальная способность людей с разными лозунгами сосуществовать в едином пространстве.

Цитированный выше абзац из Пелевина имеет продолжение:

«Не нравится слово “Контекс”, так будет у вас какой-нибудь другой Дран Латекс. Какая разница? Вы-то будете те же самые».

Слова: «Вы-то будете те же самые» , – это ключевые слова. Н ельзя требовать от государства или от соседей, чтобы они тебя уважали, если ты сам себя не уважаешь.

Внешнее и внутреннее здесь – две стороны одной медали: невозможно ни людям на митинге, ни собственным детям объяснять, где черное, где белое, если сам ты за деньги или за социальный статус согласен признавать черное белым. И отчищать эту медаль можно только с двух сторон сразу.

Уважать себя и окружающих – это, на самом деле, не так уж и сложно. Это ведь не , а всего лишь самая элементарная нравственная гигиена, вроде того, чтобы подмываться и зубы чистить.

Помню, когда я впервые оказался в Голландии, в начале 1990-х, то больше всего поразило меня не обилие товаров на прилавках, не чудеса постиндустриального общества, а то, что дорогие цветы росли на неохраняемых клумбах, и никто их не рвал.

Казалось, что в России такое невозможно. Но вот, прошло двадцать лет – и в московских парках тоже дорогие цветы растут на клумбах. И пешеходов водители стали пропускать. И продавщицы в магазинах перестали хамить. Да, все это внешнее. Однако неискренняя вежливость лучше искреннего хамства. Мне кажется, есть какая-то внутренняя связь между этими мелочами – и тем, что люди перестали считать нормой, когда Начальство их не считает за людей.

«Отрицательный» характер лозунга «жить не по лжи» сближает его с заповедями: «не убий», «не укради», «не лжесвидетельствуй». А также с правозащитным движением позднесоветской России, откуда пришел к нам и сам этот лозунг. Правозащитники 1960-1980-х как раз подчеркивали, что их цель не политическая, а правовая: пусть Советская Власть соблюдает собственную Конституцию и собственные международные обязательства.

Опыт позднесоветского времени может оказаться актуальным, если зародыш гражданского общества на ближайшие годы останется (что, боюсь, не исключено) «группой граждан», не имеющих даже представительства в парламенте. Конечно, ситуация радикально другая. Если вспомнить сказку Шварца о Драконе и Ланселоте, то нынешняя власть по сравнению с КПСС – все равно, что Бургомистр по сравнению с Драконом.

Один из моих друзей откликнулся на мой пост в Фейсбуке, сказав: «Вы зовете новый 17-й год». Да нет, напротив. Потому что еще одно чувство вывело людей на площадь, помимо тошнотворности всеобщей лжи – чувство тревоги.

Уникальная ситуация последнего десятилетия с постоянно растущими ценами на энергоносители позволяла тащить, пилить – и все равно оставалось еще достаточно, чтобы стране тоже кое-что перепадало. Но рано или поздно эта уникальная ситуация кончится. А поскольку нефтедоллары были распилены, а не вложены в модернизацию колбасной фабрики, то случится неприятная, но предсказуемая вещь: колбаса кончится. Не гражданские свободы, любимые интеллигентами и представителями среднего класса, а всеми любимая колбаса.

И вот тогда уже на совсем другие площади выйдут совсем другие люди. Те, кому привычно не сверять «чуровское распределение» с Гауссовым, а драться арматурой с парнями из соседнего микрорайона. Это и будет очередной русский бунт, уже не «осмысленный и улыбчивый», как кто-то написал про демонстрацию на Болотной, а традиционно бессмысленный и традиционно беспощадный.

Становление гражданского общества с девизом «Жить не по лжи», с требованием (к себе и к другим) уважать в человеке человека – это шанс предотвратить очередной виток насилия и безумия.

11 декабря 1918 года, 90 летназад родился Александр Исаевич Солженицын русский писатель, публицист, историк, общественный и политический деятель.Предлагаем вашему вниманию статью, написанную А.С. Солженицыным 34 года назад, но и поныне не утратившую актуальность.

Когда-то мы не смели и шёпотом шелестеть. Теперь вот пишем и читаем Самиздат, а уж друг другу-то, сойдясь в курилках НИИ, от души нажалуемся: чего элько они ни накуролесят, куда только ни тянут нас! И ненужное космическое хвастовство при разорении и бедности дома; и укрепление дальних диких режимов; и разжигание гражданских войн; и безрассудно вырастили Мао Цзэдуна (на наши средства) - и нас же на него погонят, и придётся идти, куда денешься? И судят, кого хотят, и здоровых загоняют в умалишенные - все "они", а мы - безсильны.

А чем же мы помешаем? У нас нет сил.

Мы так безнадёжно разчеловечились, что за сегодняшнюю скромную кормушку отдадим все принципы, душу свою, все усилия наших предков, все возможности для потомков - только бы не расстроить своего утлого существования. Не осталось у нас ни твёрдости, ни гордости, ни сердечного жара. Мы даже всеобщей атомной смерти не боимся, третьей мировой войны не боимся (может, в щёлочку спрячемся!), - мы только боимся шагов гражданского мужества! Нам только бы не оторваться от стада, не сделать шага в одиночку - и вдруг оказаться без белых батонов, без газовой колонки, без московской прописки.

Уж как долбили нам на политкружках, так в нас и вросло удобно жить, на весь век хорошо: среда, социальные условия, из них не выскочишь, бытие определяет сознание, мы-то при чём? Мы ничего не можем.

А мы можем - всё! - но.сами себе лжём, чтобы себя успокоить. Никакие не "они" во всём виноваты - мы сами, только мы!

Возразят: но ведь, действительно, ничего не придумаешь! Нам залепили рты, нас не слушают, не спрашивают. Как же заставить их послушать нас?

Переубедить их - невозможно.

Естественно было бы их переизбрать! - но перевыборов не бывает в нашей стране.

На Западе люди знают забастовки, демонстрации протеста, но мы слишком забиты, нам это страшно: как это вдруг -отказаться от работы, как это вдруг - выйти на улицу?

Всё же другие роковые пути, за последний век опробованные в горькой русской истории, - тем более не для нас, и вправду - не надо! Теперь, когда все топоры своего дорубились, когда всё посеянное взошло, - видно нам, как заблудились, как зачадились те молодые, самонадеянные, кто думал террором, кровавым восстанием и гражданской войной сделать страну справедливой и счастливой. Нет, спасибо, отцы просвещения! Теперь-то знаем мы, что гнусность методов распложается в гнусности результатов. Наши руки - да будут чистыми!

Так круг - замкнулся? И выхода - действительно нет? И остаётся нам только бездейственно ждать: вдруг случится что-нибудь само?..

Но никогда оно от нас не отлипнет само, если все мы все дни будем его признавать, прославлять и упрочнять, если не оттолкнёмся хотя бы от самой чувствительной его точки.

Когда насилие врывается в мирную людскую жизнь - его лицо пылает от самоуверенности, оно так и на флаге несёт, и кричит: "Я - Насилие! Разойдись, расступись - раздавлю!" Но насилие быстро стареет, немного лет - оно уже не уверено в себе, и чтобы держаться, чтобы выглядеть прилично, - непременно вызывает себе в союзники Ложь. Ибо: насилию нечем прикрыться кроме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладёт насилие свою тяжёлую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи - и в этом вся верноподданость.

И это - прорез во мнимом кольце нашего бездействия! - самый лёгкий для нас и самый разрушительный для лжи. Ибо когда люди отшатываются от лжи - она просто перестаёт существовать. Как зараза, она может существовать только на людях.

Не призываемся, не созрели мы идти на площади и громогласить правду вслух, что думаем, - не надо, это страшно. Но хоть откажемся говорить то, чего не думаем!

Наш путь: ни в чем не поддерживать лжи сознательно! Осознав, где граница лжи (для каждого она ещё по-разно¬му видна), - отступиться от этой гангренной границы! Не подклеивать мёртвых косточек и чешуек Идеологии, не сшивать гнилого тряпья - и мы поражены будем, как быстро и беспомощно ложь опадёт, и чему надлежит быть голым - то явится миру голым.

И с этого дня он:
-впредь не напишет, не подпишет, не напечатает никаким способом ни единой фразы, искривляющей, по его мнению, правду;
-такой фразы ни в частной беседе, ни многолюдно не выскажет ни от себя, ни по шпаргалке, ни в роли агитатора, учителя, воспитателя, ни по театральной роли;
-живописно, скульптурно, фотографически, технически, музыкально не изобразит, не сопроводит, не протранслирует ни одной ложной мысли, ни одного искажения истины, которое различает;
-не приведёт ни устно, ни письменно ни одной "руководящей" цитаты из угождения, для страховки, для успеха своей работы, если цитируемой мысли не разделяет полностью или она не относится точно сюда;
-не даст принудить себя идти на демонстрацию или митинг, если это против его желания и воли; не возьмёт в руки, не подымет транспаранта, лозунга, которого не разделяет полностью;
-не поднимет голосующей руки за предложение, которому не сочувствует искренне; не проголосует ни явно, ни тайно за лицо, которое считает недостойным или сомнительным;
-не даст загнать себя на собрание, где ожидается принудительное, искажённое обсуждение вопроса;
-тотчас покинет заседание, собрание, лекцию, спектакль, киносеанс, как только услышит от оратора ложь,идеологический вздор или беззастенчивую пропаганду;
-не подпишется и не купит в рознице такую газету или журнал, где информация искажается, первосущные факты скрываются.

Мы перечислили, разумеется, не все возможные и необходимые уклонения от лжи. Но тот, кто станет очищаться, - взором очищенным легко различит и другие случаи.

Да, на первых порах выйдет не равно. Кому-то на время лишиться работы. Молодым, желающим жить по правде, это очень осложнит их молодую жизнь при начале: ведь и отвечаемые уроки набиты ложью, надо выбирать. Но и ни для кого, кто хочет быть честным, здесь не осталось лазейки: никакой день никому из нас даже в самых безопасных технических науках не обмануть хоть одного из назван¬ных шагов - в сторону правды или в сторону лжи; в сторону духовной независимости или духовного лакейства. И тот, у кого не достанет смелости даже на защиту своей души - пусть не гордится своими передовыми взглядами, не кичится, что он академик или народный артист, заслуженный деятель или генерал, - так пусть и скажет себе: я - быдло и трус, мне лишь бы сытно и тепло.

Даже этот путь - самый умеренный изо всех путей сопротивления - для засидевшихся нас будет нелёгок. Но насколько же легче самосожжения или даже голодовки: пламя не охватит твоего туловища, глаза не лопнут от жара, и чёрный-то хлеб с чистой водой всегда найдётся для твоей семьи.

Преданный нами. Обманутый нами великий народ Европы -чехословацкий, неужто не показал нам, как даже против танков выстаивает незащищённая грудь, если в ней достойное сердце?

Это будет нелёгкий путь - но самый лёгкий из возможных. Нелёгкий выбор для тела - но единственный для души. Нелёгкий путь, - однако есть у нас люди, даже десятки их, кто годами выдерживает все эти пункты, живёт по правде.

Если ж мы струсим, то довольно жаловаться, что кто-то нам не дает дышать - это мы сами себе не даём! Пригнёмся ещё, подождем, а наши братья биологи помогут приблизить чтение наших мыслей и переделку наших генов.

Если и в этом мы струсим, то мы - ничтожны, безнадёжны, и это к нам пушкинское презрение:

К чему стадам дары свободы?
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

Александр Исаевич СОЛЖЕНИЦЫН,

Что значил сталинизм для нашего народа? От решения этого вопроса во многом зависит наше будущее - по какому пути оно пойдет, что будет строить. Кто виноват в кровавых репрессиях: только Сталин и его палачи или вина за все происходящее лежит и на безгласном народе, допустившем массовые убийства? Что мог сделать один слабый человек? Что от него зависело в это время тотального узаконенного насилия? Эти и многие другие жизненно важные вопросы ставит на страницах своих произведений А. И. Солженицын.

Чем притягивает творчество Солженицына? Правдивостью, болью за происходящее, прозорливостью.

Рассказ построен так, что в нем описывается всего лишь один день из жизни героя, но этот день, быть может, дороже, тяжелее чьей-то мелочной жизни, которая прошла бессмысленно.

Центральным образом в рассказе является Иван Денисович Шухов - зэк с большим стажем, опытом лагерной жизни. Там работают, спят, едят, ссорятся и мирятся, спорят, подшучивают. Одни «косят» в больницу, другие вылизывают чужие миски. Но таких людей все презирают.

Герои повести - это бригадир Тюрин, кавторанг Буйновский, герой Бухенвальда Сенька Левшин, Цезарь Маркович, мальчонка Гопчик... Их судьбы и жизнь проходят перед нами. Вот, например, бывший морской офицер Буйновский, в лагере он превращается в осторожного, осмотрительного заключенного, который только теперь научился как-то противостоять препятствиям, возникающим перед ним, преодолевать их. А Цезарь Маркович - гордый прямой человек, даже в условиях лагеря не потерявший чувства превосходства над морально разложившимися людьми и не уподобившийся им.

В лагерных условиях обнаруживается ценность простейших «материальных» элементов жизни: еды, одежды, крыши над головой. Жизнь «наградила» зэков очень своеобразно. Каждому давали минимум десять лет тюремного заключения, но это была большая редкость (большинству давали по двадцать - двадцать пять лет).

Условия содержания заключенных были антигуманны. Люди спали в «вагонках», в неотапливаемых помещениях. Шокирует читателя эпизод, когда зэки идут на морозе с закрытыми портянками лицами с вырезами для глаз: «...Вышла колонна в степь, прямо против ветра и против краснеющего восхода. Голый снег лежал от края до края, направо и налево, и дерева во всей степи не было ни одного...»

Солженицын показывает ту неистребимую волю к жизни, которая присуща большинству зэков, ведь иначе просто не выживешь в тех тяжелейших условиях. Так, чтобы обогреться, заключенные растаскивают деревянные вещи.

За что сидят в лагере толковые, умелые люди? Бригадир Тюрин - кулацкий сын. Кавторанг - вражеский шпион, потому что во время войны месяц жил на английском судне как офицер связи, а английский адмирал прислал ему подарок в знак благодарности. Сенька Левшин дошел до Берлина и два дня жил с американцами - теперь же отбывает свой срок как вражеский агент. Эти люди не враги, они и есть народ.

Повесть «Один день Ивана Денисовича» -это замечательный исторический очерк, вмещающий в себя, несмотря на небольшой объем, представление о целом периоде в жизни страны. Неслучайно рассказ получил Нобелевскую премию.

Вспомним еще один рассказ Солженицина - «Матренин двор». На первый взгляд, эти два произведения писателя не имеют ничего общего.

Матрена живет в деревне, но жизнь ее не балует. Все ее беды заключаются в том, что она не может « постоять за себя », она не отстаивает своих материальных интересов: отдает половину дома деверю, принесшему много зла самой Матрене. Героиня никогда не делала ничего, что было бы противно ее совести.

Солженицын показывает не только материальное обнищание, но и духовное. У окружающих Матрену людей происходит деформация нравственных понятий: добро - богатство. Среда, в которой живут люди, доводит их до воровства и потери нравственных ценностей. Люди меняются и становятся жестокими. Но Матрена сохранила в себе человека. Прекрасно показаны лучшие черты русского характера Матрены: доброта и сочувствие ко всему живому. Но в чем же источник ее душевного богатства? В работе, позволяющей отвлечься от всего, в природе. Бедный быт Матрены не сделал убогими ее сердце и душу.

Солженицын в своих рассказах не дает рецептов, как нужно изменить мир, он показывает нам суровую правду жизни, тем самым он учит нас «жить не по лжи».