Проспект обуховской обороны. Набережная проспекта обуховской обороны Обуховская набережная

Проспект Обуховской Обороны рядом с пересечением с улицей Ольги Берггольц Координаты : 59°53′03″ с. ш. 30°26′39″ в. д. / 59.88417° с. ш. 30.44417° в. д. / 59.88417; 30.44417 (G) (Я) Проспект Обуховской Обороны на Викискладе

Проспект Обу́ховской Обороны - улица в Невском и Центральном районах Санкт-Петербурга , ограничен площадью Александра Невского и Синопской набережной с одной стороны и Шлиссельбургским проспектом и Караваевской улицей с другой. Является самым длинным проспектом внутри застройки Санкт-Петербурга - его длина составляет 11 километров (для сравнения: пр. Энгельса - 10 км, Московский пр. - 9,2 км, Бухарестская ул. - 8,5 км, Суздальский пр. - 7,7 км). На ряде участков фактически является набережной.

История

На месте нынешнего проспекта Обуховской обороны в XVIII веке проходила почтовая дорога на Шлиссельбург - Ключ-город и Архангельск . С 1733 до 1830-х годов она именовалась Шлиссельбургская дорога (с 1799 года также Архангелогородская дорога ), с 1830-х годов - Шлиссельбургский тракт (название Архангелогородский тракт перестало употребляться в 1880-е годы).

В середине XIX века на месте Шлиссельбургского тракта возникли проспекты:

Шлиссельбургский проспект - от площади Александра Невского до Прогонного переулка (ныне - часть Большого Смоленского проспекта).
проспект Села Смоленского - от Прогонного переулка до Московской улицы (ныне - улица Крупской).
проспект Посёлка Михаила Архангела - от Московской улицы до Владимирского переулка (ныне - часть Фарфоровской улицы). В 1930-х годах переименован в проспект Крупской (назван в честь Н. К. Крупской).
проспект Села Фарфорового завода - от Владимировского переулка до Куракиной дороги (ныне - Леснозаводская улица). В 1920-е годы переименован в проспект Села Володарского (название - в честь В. Володарского).
проспект Села Александровского - от Куракиной дороги до Церковного переулка (ныне - часть улицы Грибакиных). 19 мая 1931 года переименован в проспект Памяти Обуховской Обороны , а 1940-е годы получил современное название - проспект Обуховской Обороны .
проспект Деревни Мурзинки - от Церковного переулка до современного Рыбацкого проспекта.

Проспект Села Александровского, находившийся у бывшего Обуховского завода (в советское время завод «Большевик»; Первоначальное название заводу было возвращено в 1992 году - ФГУП «Государственный Обуховский завод»), получил название проспект Обуховской обороны в память о столкновении рабочих завода с полицией 7 мая 1901 года , которая вошла в историю под названием Обуховской обороны .

На участке от площади Александра Невского до улицы профессора Качалова проложена троллейбусная линия (маршруты № 14, 16).

На участке от площади Александра Невского до Большого Смоленского проспекта и от улицы Шелгунова до Шлиссельбургского проспекта действует автобусное сообщение (маршруты № 8, 8А, 8В, 58 и 11, 48, 51, 53, 97, 115, 115А, 117, 189, 327, 328 соответственно).

Напишите отзыв о статье "Проспект Обуховской Обороны"

Примечания

Литература

Горбачевич К. С. , Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. - 3-е изд., испр. и доп. - Л. : Лениздат , 1985. - С. 263-264. - 511 с.
Городские имена сегодня и вчера: Петербургская топонимика / сост. С. В. Алексеева, А. Г. Владимирович , А. Д. Ерофеев и др. - 2-е изд., перераб. и доп. - СПб. : Лик , 1997. - 288 с. - (Три века Северной Пальмиры). - ISBN 5-86038-023-2 .
Горбачевич К. С. , Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. - СПб. : Норинт , 2002. - 353 с. - ISBN 5-7711-0019-6 .



Основные магистрали:

Улицы от Обводного кан. до Бол. Смоленского пр. :

Улицы Смоленского:

Площади:



Основные магистрали:

Улицы Мурзинки:

Улицы Рыбацкого :

Улицы Усть-Славянки :

Территориальные зоны:



Основные магистрали:

Улицы восточнее Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь. Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?» – Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал! – Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер. – Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы… В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе. Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения. Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось. Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось. Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты. «Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы. Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока. Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении. В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного. То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости. В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала: – Voila l"egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m"attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C"est un homme qui a ete plus qu"un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.] Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его. – Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu"il a pour moi d"autres sentiments que ceux d"un pere, mais ce n"est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu"a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо. – Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.] – Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.] – Mais c"est impossible. [Но это невозможно.] – Vous ne daignez pas descende jusqu"a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен. Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву. – Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо. – Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен. Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях. Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.

Итак, позади остались живописнейшие краснокирпичные корпуса стеариновой фабрики (ныне "Невская косметика") и мануфактуры Максвелла (ныне фабрика "Рабочий"), и по левую руку открывается пространство Невы. За Невой, впрочем, тоже индастриал - только бетонно-советский:

А по правую руку начинается Пролетарский завод - один из трёх главных в Обуховской промзоне:

Кроме того, он и старейший в этих краях - основан в 1824-26 годах как Александровский чугунолитейный (по названию села Александровское, которое находилось здесь в те годы) под руководством инженера Матвея Кларка. В железнодорожную эру завод стал одним из главных поставщиков техники для российских магистралей - так, в 1845 году здесь был построен первый отечествеенный паровоз, а с 1850-х налажен выпуск вагонов. В 1922 году завод стал Пролетарским, а ныне основная его продукция - судовое оборудование.
На Неву глядят корпуса 1820-х годов (в том числе дом директора на кадре выше), здание слесарной мастерской немного напоминает промышленную архитектуру Урала:

А длинный корпус за ней - чистейший петербургский классицизм. Есть версия, что к этим цехам приложил руку сам Василий Стасов, с которым дружил Кларк. Корпуса конца 19 века (включая водонапорную башню) все в глубине территории , что ещё удивительнее - довольно редко у старых заводов всё самое интересное на фасаде.

Была у Александровского завода и ещё одна специализация - здесь отливали чугунные ограды, решётки, статуи. Например, украшения Московских и Нарвских ворот, или шестёрка лошадей над аркой Генштаба. Парочку львов и для себя не забыли:

И в общем, хотя промышленная архитектура рубежа 18-19 веков гораздо менее зрелищна, чем промарх столетней давности - мне она кажется гораздо интереснее. Во-первых, потому что её памятников сохранилось меньше на порядок, а во-вторых потом, что период от Петра Первого до Александра Первого был "золотым веком" русской промышленности.

Напротив Пролетарского ДК - навигационные знаки. Я знал, что бывают светофоры для судов, но здесь увидел их впервые:

Проспект окончательно становится набережной, проходя по самому берегу Невы. На той стороне Петербург сменяется Ленинградом у Володарского моста:

Напротив - мрачноватые пролетарские дома, то ли предреволюционные, то ли 1930-х годов:

Набережная с гранитными стенками, кованными оградами, опустевшими пристанями внизу выглядит очень капитально. Но по словам periskop.su , расцвет этого района пришёлся на 1940-60-е годы, последние же сорок лет, когда жизнь рядом с заводами становится всё менее популярной, продолжается его деградация. Трава, прорастающая сквозь плиты набережной, очень наглядно это иллюстрирует:

За рекой ещё две очень красивые фабрики - шерстяная мануфактура "Торнтон" (1844, корпуса конца 19 века):

И бумажная фабрика Варгуниных (те самые основатели вечерней школы для рабочих, о которой говорилось в прошлой части) - по-моему, один из самых красивых промышленный ансамблей в России:

Чуть дальше - Ломоносовский фарфоровый завод (изначально - Императорский), увидеть который во всей красе мне не удалось из-за реставрации. Между тем, здание 1780-х годов можно принять за дворец в стиле позднего классицизма. Завод был основан в 1744 году, и с тех пор остаётся одним из главных художественных придприятий России - его изделия популярны среди иностранцев, ЛФЗ не бедствовал даже в 1990-е годы. По словам Перископа, самый дорогой петербургский фарфор - времён Гражданской войны, просто потому, что производилось его в это время крайне мало, и каждый экземпляр - редкость.

А вот и Володарский мост - предпоследний из невских мостов Петербурга, как по расположению, так и по времени постройки (1985-93, на месте моста 1930-х годов). За мостом - "ворота" с двумя свечками 1970-х годов. Советская архитектура Ленинграда - отдельная и очень интересная тема:

Перед мостом - администрация Невского района (1938-40), достойного Дома Советов в иной области:

С другой стороны Володарский призывает с небес то ли дождь, то ли Мировой Пожар. Памятник работы Манизера поставлен в 1925 году, практически на том месте, где Моисей Гольдштейн (так революционера звали на самом деле) был застрелен в 1918 году.

А впереди хорошо виден Речной вокзал с вереницей круизных теплоходов, которые приходят в Петербург по рекам и каналам со всей Европейской России. Само здание вокзала я уже показывал в посте " ":

За теплоходами показываются пилоны Большого Обуховского моста - первого неразводного моста через Неву в черте Петербурга (открыт в 2004 году). О нём я расскажу в другом посте, скажу лишь, что его открытие стало для Петербурга прорывом - ведь раньше попасть с одного берега на другой, когда разведены мосты, можно было только почти что через Шлиссельбург.

За Невой - сталинские дома и трубы ТЭЦ-5:

За поворотом ещё два интересных здания:

Одна из красивейших в Петербурге водонапорная башня, входившая в инфраструктуру Обуховского завода:

И старый корпус ТЭЦ-5, она же ГРЭС "Уткина Заводь" (1914-1920) - одна из первых электростанций Петербурга, остановленная совсем недавно после почти века непрерывной работы - даже часть оборудования сохранилась с 1920-х годов. На фотографиях прошлых лет её здание венчали невысокие трубы. Новая ТЭЦ-5 построена по соседству (первый энергоблок пущен в 2006 году), а "старушку" (как сами работники называют этот корпус), возможно, сделают музеем:

В пяти минутах ходьбы за Речным вокзалом примечателен Комбинат цветной печати. До революции он назывался гораздо интереснее - Императорская карточная фабрика. Построенная в 1817-20 годах как часть Александровской мануфактуры, в 19 веке она монопольно производила игральные карты, доход с продажи которых шёл в казну. Учитывая нравы тех времён, когда картёжничество среди дворян и купцов стояло в одном ряду с пьянством, рентабельность у неё была, наверное, не ниже, чем у чугунолитейных заводов. В 1860-е годы сама мануфактура закрылась, а карточная фабрика продолжила действовать и даже обзавелась новыми корпусами. Скоро их, весьма вероятно, снесут. Что стало с самим Комбинатом цветной печати - не знаю: то ли умер, то ли перенесён.

Ещё немного - и мы вышли к метро "Пролетарская", чей вестибюль мне кажется одним из интереснейших образцов позднесоветской архитектуры:

Отсюда, с "Пролетарской", я и уехал обратно в центр - но сначала решил пройти немного вперёд, где находится сам Обуховской завод, давший название проспекту. От метро прекрасно виден дом заводского начальника (1810), по другим данным - завозный двор:

А по третьим - конюшни усадьбы генерала Вяземского (1780-е). Весьма вероятно, что просто здание, входившее в комплекс усадьбы и двух заводов, сменило все три функции. Практически напротив стоит и другая усадебная постройка, одна из интереснейших церквей Петербурга - Кулич-и-Пасха:

Она же Троицкая церковь. Это был храм села Александровское, построенный по проекту Николая Львова в 1785-87 годах. Львов вообще был очень нетривиальным архитектором, ему принадлежит множество экспериментов с формой в Торжке и тверских усадьбах. Но здесь он превзошёл сам себя, выстроив храм в виде двух пасхальных блюд - церковь-кулич, колокольня-пасха... Точнее, скорее прототипы были куда высокопарнее - ротонда храма Весты и пирамида Цестия в Риме, но поди это объясни мещанам! Однако спустя 200 лет "гастрономическая" интерпретация выглядит гораздо интереснее. Кроме того, эта церковь примечательна тем, что здесь крестили Колчака (1874), хранится знаменитая икона Богоматери "Всех Скорбящих радости" "с грошиками" (в 1888 году, после удара молнии в церковь, где она хранилась, к ней каким-то образом приросли 12 монет, что стало первым из многих чудес), а закрыта "Кулич-и-Пасха" была лишь в 1938-46 годах. Так что даже если Вы не любитель промарха, съездить в этот район стоит.

От церкви уже хорошо виден корпус Обуховского завода между проспектом и Невой:

Александровская мануфактура на этом месте был основана Павлом Первым ещё в 1798 году, и именно из неё выросла Карточная фабрика. Но как уже говорилось, в 1863 году мануфактура обанкротилась, и на её площадке Павел Обухов и Николай Путилов основали новый завод. Оба они были не только предпринимателями, но и инженерами-металлургами высочайшего класса, Путилов в 1854-55 годах выстроил целый флот канонерок и корветов - при том, что до него Россия вообще не имела опыта строительства винтовых кораблей, а с их единственными обладателями вела безнадёжную войну. Обухов же своими разработками в области оружейной стали вывел качество российских винтовок и пушек на совершенно новый уровень. В общем, такие люди плохого бы не построили: завод стал одним из флагманов российской металлургии, производил детали орудий и двигателей, боеприпасы, броню, а в начале ХХ века - ещё и оптические приборы, почти всё на нужды "оборонки". К 1914 году здесь работало более 10 тысяч человек, а в 1901 году на заводе произошла забастовка, кончившаяся столкновениями с полицией - та самая Обуховская Оборона.
По переулочку, мимо советских корпусов, спустимся к проходной:

Сама проходная и один из старых цехов:

Великолепная водонапорная башня, которую я сначала принял за доменную печь 18 века:

На проспект выходит фабрика-кухня 1920-х годов, ныне пекарня (что очень по-ленинградски - в Питере сохранилось как минимум три хлебзавода в стиле конструктивизма):

Но больше всего впечатляет, конечно, длинный ребристый корпус 1890-х, вытянувшийся вдоль проспекта:

Ещё одна водонапорка:

Как я понял - заводская контора 1860-х:

А вот заводская церковь апостола Павла (1817-26), построенная ещё при Александровской мануфактуре, не пережила советских времён:

Здесь историческая промзона заканчивается, хотя производства тянутся и дальше - например, ТЭЦ, да и сам завод вытянут вдоль Невы почти на 2 километра, до самого Большого Обуховского моста. На дальнюю часть промзоны, а также на всё, показанное уже в этих постах, в следующей части полюбуемся с Невы.
Пока же возвращаемся на "Пролетарскую":

И в целом, я бы сказал, что проспект Обуховской Обороны - это такой тёмный антипод Невского, его фабричный собрат. Выходя из площади Александра Невского в разные стороны, два проспекта наглядно иллюстрируют две стороны "прекрасной эпохи", одна из которых вскоре стала Белыми, а другая - Красными.

СТОЛИЧНЫЕ МОЛОХИ-2011
Москва

Место расположения этой набережной - левый берег Невы. Протянулась она на 2,4 км от моста Александра Невского до Речного вокзала.

Из уникальных особенностей набережной стоит отметить сохранение естественных очертаний берегов реки. Это единственная подобная набережная в городе. Название ей дал проспект, выходящий на нее. С 18 в. вдоль Невы шел тракт, названный Архангельским, а с 1830 г. - Шлиссельбургским. Постепенно дорога оказалась в городской черте, поскольку северная столица росла и расширялась. В середине 19 в. здесь появились проспекты. Один из них (между пл. А. Невского и Большим Смоленским проспектом (в прошлом - Прогонным переулком), получил название Шлиссельбургского. В 30-40-е годы 20 в. его переименовали в проспект Обуховской Обороны. Впоследствии один длинный проспект Обуховской Обороны объединил в себе все проспекты, которые шли вдоль набережной.

Надо сказать, что до 20-х годов прошлого века набережная эта была неухоженной. И спуски, и берега не блистали благоустроенностью и красотой. Однако в 1926 г. группа архитекторов и инженеров (Орлов, Витман, Васильев и Тумилович) предложили властям города проект двухъярусной набережной. Ее возвели на участке Фарфор – Пролетарский завод. По нижнему предполагалось перевозить грузы, а по верхнему был спроектирован променад. Однако так получилось, что оба яруса петербуржцы облюбовали для прогулок.

Облицовка камнем, гранитные лестничные спуски к воде, смотровые площадки с великолепными видами на реку - все это сделало набережную любимым местом горожан и гостей Санкт-Петербурга. Работы велись 2 года, в течение которых было благоустроено 880 м набережной. В 1932-36 гг. построили вертикальные стенки. В 1965 г. Обводной канал и Монастырскую реку разделили стеной из железобетона. Набережную украшает Троицкая церковь, возведенная в 1975 г. (арх. Н.А.Львов).

Набережная проспекта Обуховской Обороны находится на левом берегу Невы. Она берет начало от моста Александра Невского и на 2.4 километра тянется до Речного вокзала. Сегодня это единственная набережная Санкт-Петербурга имеющие естественные очертания берегов.

Названием набережной послужил одноименный проспект, выходящий на эту набережную. В XVIII столетии в этом районе вдоль берегов Невы проходила дорога на Архангельск и Шлиссельбург, поэтому местные жители называли ее Архангельской или Шлиссельбургской. С 1830 года она именовалась Шлиссельбургский тракт. В середине XIX веке в Петербург строился, расширялся и в том месте, где проходил Шлиссельбургский тракт, начали появляться проспекты. Участок, который протянулся от площади Александра Невского до Большого Смоленского проспекта (ранее носивший название Прогонный переулок) назывался Шлиссельбургским проспектом.

В 30-е года XX века проспект получил новое название - проспект памяти Обуховской Обороны. В 1940 году - проспект Обуховской Обороны. Через 12 лет властями города было принято решение все проспекты, находящиеся вдоль набережной, объединить и дать общее название - проспект Обуховской Обороны.

Вплоть до 20-х годов прошлого столетия спуски и берега набережной были неблагоустроенны. Ситуация коренным образом изменилась в 1926 году, когда по проекту архитекторов М.А. Орлова и В.А. Витмана и команды инженеров Е.В. Тумиловича и Б.Д. Васильева на участке набережной между Фарфором и Пролетарским заводами была построена двухъярусная набережная. По плану архитекторов нижний ярус был предназначен для передвижения грузов, а верхний - для прогулок местных жителей. Однако сегодня оба яруса используются для прогулок.

Набережную облицевали камнем, а спуски к воде - гранитом, появились многочисленные лестничные спуски. Вдоль берега появились смотровые площадки, откуда открывалась удивительная панорама на речную гладь. Строительные работы велись на протяжении двух лет и в 1928 году благоустроено 880 м. набережной.

С 1932 по 1936 г. были возведены вертикальные стенки.
В 1965 году между Обводным каналом и Монастырской рекой была сооружена железобетонная стена.
Среди достопримечательностей набережной проспекта Обуховской Обороны можно выделить Троицкую церковь, построенную по проекту Н.А. Львова в 1975 года.

Проспект Обуховской обороны – самый длинный в Санкт-Петербурге. Но он не всегда был таковым. В 18-19 века от площади Александра Невского начиналась дорога на Шлиссельбург и далее на Архангельск, которая долгое время именовалась Шлиссельбургский тракт. В те времена это была ещё преимущественно загородная территория, где было построено несколько фабрик и мануфактур, а далее находились деревни.

В 19 веке южные территории начали развиваться и застраиваться, а на месте Шлиссельбургской дороги возникло несколько проспектов, названных по деревням и селам, по которым они проходили. И только в 1953 году они были объединены в один проспект, протяженность которого составила около 11 км.

Привыкнув к закованным в гранит питерских набережных берегам Невы, кажется несколько неожиданным увидеть реку, свободно плещущуюся о пологую землю и камни. Набережная проспекта Обуховской обороны проходит вдоль естественного берега Невы, к которому ведут многочисленные спуски.

Сама набережная начала застраиваться только в 1920-х годах, когда по проекту Витмана В.А. и Орлова М.А. в районе Фарфорового и Пролетарского заводов построили двухуровневую набережную. Верхний ярус предусматривался как пешеходный, а нижний, тот, что ближе к Неве, – как транспортный.

Достопримечательности набережной проспекта

На всем своем протяжении проспект то проходит по берегу Невы, превращаясь в набережную проспекта Обуховской Обороны, то прячется в жилые и промышленные кварталы. Туристы могут найти здесь несколько значимых достопримечательностей.

Во-первых, это Александро-Невская Лавра – культурный, религиозный и архитектурный объект мирового значения.

Во-вторых, целый квартал фарфорового дела:

Императорский фарфоровый завод, основанный ещё в 1974 году;
музей при фарфоровом заводе (подразделение Эрмитажа);
галерея современного фарфорового искусства;
магазин фарфорового завода.

В-третьих, Троицкая церковь «Кулич и Пасха» – архитектурный памятник 18 века. Он была построена по проекту Львова Н.А.

С точки зрения истории интерес представляют здания Обуховского сталелитейного и пролетарского заводов, Карточной фабрики. В 1901 году рабочие этих предприятий организовали масштабную стачку, не обошедшуюся без кровопролития, с требованиями улучшить условия их труда. Название завода-зачинщика и дало в последствии название проспекту.